Тихонов, Н. Щедрый талант. - Текст: непосредственный // Русские поэты XX века: Хрестоматия историко-литературных материалов: Пособие для учителя, старшеклассника, абитуриента / сост. И. Е. Каплан. – Москва: ЦГО, 2000. – 382 с. – (Гуманитарное образование в России). - С. 102-104.
Н. Тихонов. Щедрый талант
Он не любил сидеть на месте. Он был великий странник, он все время кочевал по стране, он признавался даже, что «бреется километрами» в поезде, переносясь из конца в конец по большой нашей Родине, или пересекая Ев ропу, или переплывая моря и океаны.
Эти поездки и путешествия, массы новых людей, привет ствовавших его, смена пейзажей, особенно городских, — он был любитель города, — постоянные новые встречи, тысячи записок и посещений — все это радовало его, все являлось новым стимулом для новых стихов. Он вернулся из Америки и выступал в филармонии с рассказом о путешествии, читал стихи, шутил и острил, как всегда, переговаривался с залом, был необычайно остроумен. Потом был объявлен перерыв.
В перерыве я хотел пойти к нему за сцену, но подумал, что там вокруг него столпилось столько людей, что даже мало-мальски не удастся поговорить, и я решил не идти. Но через несколько минут я сказал себе, что это глупости: как бы мно го там ни столпилось народу, я смогу посмотреть на него по ближе и поговорить о его американских стихах.
Я пошел за сцену. Каково же было мое изумление, когда я увидел одинокого человека, шагавшего, заложив руки за спину, по длинному темному пространству за сценой. В пол ном одиночестве Маяковский ходил взад и вперед, и когда я пожал ему руку, она была влажной. Он имел вид страшно ус талого человека. Он был просто мрачен, и, когда после вече ра мы сидели в гостинице, эта мрачность не покидала его.
Таким мрачным я встретил его однажды и в Москве на улице и провожал до дому. Тогда показалось мне, что он оди нок в личной жизни гораздо более, чем это кажется с перво го взгляда.
Однажды я попал к нему на квартиру. Он ходил по ком нате, как по номеру гостиницы, как случайный заезжий, ко торый через несколько дней съедет и поедет дальше.
Но снова он читал стихи, полные веры в жизнь, стихи, которые стали как бы новым, добавочным явлением в при роде нашей обновленной страны, снова его голос первого поэта звучал со страниц газет, журналов, брошюр, сборни ков, и всякое сомнение в том, что может случиться что-ни будь неожиданное с Маяковским, никак не укладывалось в голове.
Его стих хорошо расходился по стране, и я помню, как в один туманный и холодный вечер в горах Кавказа, укладыва ясь спать в маленькой походной палатке на склоне горы, я слышал, как в соседней такой же палатке шумели альпини сты, издевавшиеся над погодой, над тем, что срывается вос хождение, и один голос плаксиво сказал: «К черту этот ту ман — хочу солнца».
И другой голос весело, ответил: «Я тебе сейчас дам солн це» — и начал читать наизусть:
Если
Гавану
окинуть мигом —
рай-страна,
страна что надо.
Под пальмой
на ножке
стоят фламинго.
Цветет
коларио
по всей Ведадо.
И пошел и пошел наизусть. В палатке все замолчали и с удовольствием слушали. Когда читавший запнулся, все за кричали: «Ну, дальше!» — и он опять вспомнив, читал:
Белый
ест
ананас спелый,
черный —
гнилью моченый.
Белую работу
делает белый,
черную работу —
черный.
Храбрая, мужественная молодежь, покорявшая горные вершины, со стихами Маяковского шагала по стране, и мы все знали, что нет такого явления в нашей жизни, на которое не откликнулся бы этот богатый и щедрый талант.